Сказки для взрослых

[sascha]

-Господин, я достал его!
-Кого?- спросил Темный Владыка, не отрываясь от работы.
-Меч Света! Тот самый, которым можно Вас убить.
-А, этот... Ну, положи там, на полочку.
Горбатый карлик сунул принесенный сверток на полку и пристроился у ног своего повелителя.
-Послезавтра ночь Великого Противостояния,- как бы невзначай заметил он.

-Ну и что?- равнодушно пожал плечами Темный Владыка.
-Жертва, господин,- напомнил карлик.- Её еще найти надо.
-Не надо никого искать,- отмахнулся Темный Владыка и отложил в сторону очередную очищенную картофелину.
-Но ритуал...
-Не будет никакого ритуала!- строго нахмурил брови Темный Владыка.- Пора бы тебе уже привыкнуть.
Карлик насупился.

-Господин мой! Вы живете в этой глуши уже полтора года! Вы разводите гусей и выращиваете капусту! В то время, как могли бы повелевать этим миром по праву сильного! Где Ваши Легионы Смерти? Где толпы преданных слуг? Дворцы, подземелья, ряды виселиц - где это? Великие завоевания, чудовищные деяния - всё пошло прахом. Взгляните, Добро и Свет торжествуют повсюду, даже дети не боятся ночью гулять по улицам. Как Вы можете терпеть такое, господин?

-Я же тебе уже объяснял,- отозвался Темный Владыка.- Добро всегда побеждает, а Зло - проигрывает. Нет никакого смысла затевать безнадежное дело, тратить силы и средства, если нет ни малейшего шанса на выигрыш. А я, знаешь ли, люблю выигрывать. И только так!

-Но каким образом, господин мой? Пока Вы здесь прозябаете в безвестности, Свет набирает силу...
-Вот именно!- поднял палец Темный Владыка.- Набирает силу. А что он с этой силой будет делать? К чему приложит?
Он взял новую картофелину и стал не торопясь срезать шкурку.
-Чем займется Добро, когда обнаружит, что драться ему не с кем? Я же вот он, сижу, не рыпаюсь, ничем себя не проявляю. А остальные - так, мелюзга одна, любому светлому герою на один зуб. А что потом? Чудища кончатся, а зубы-то останутся. И не один, а целых тридцать два. Кого прикажете грызть тогда?
Очищенная картофелина шлепнулась в кастрюлю, Темный Владыка взял луковицу и принялся мелко её строгать.

-Еще три-четыре месяца, и Добро начнет беситься от безделья. Светлые рыцари вернутся в свои земельные угодья и начнут ими управлять. А это далеко не у всех хорошо получается. Будут и территориальные споры, и грызня, и междоусобица, и завышенные налоги. Жрецы снова вспомнят о своих монастырях, станут собираться на диспуты, спорить до хрипоты и мордобоя, пока не разделятся на различные школы и направления, так бывало уже не раз. О магах я уже и не говорю. Эльфы, люди и гномы припомнят старые расовые предрассудки, разворошат былые обиды и учинят множество новых. Бойцы, привычные только сражаться, очень скоро уйдут поголовно в грабители. Воры... ну они и так всегда были личностями без стыда и совести. А борьба за власть? Ты полюбуйся, какая уже сейчас идет грызня вокруг трона! И всё это, заметь, безо всякого моего вмешательства! Исключительно в силу особенностей человеческой природы... Ты не помнишь, я суп солил или нет?

-При мне - нет.

Темный Владыка посолил свое варево, попробовал и посолил еще.
-Умение управлять и умение пробиваться наверх - это два совершенно разных таланта. И они очень редко сочетаются вместе. Значит, скорее всего, к власти придет в конце концов какой-нибудь очень цепкий и пронырливый тип, который сможет где подкупом, где шантажом, а где и прямыми угрозами удержать всех остальных в подчинении. И озабочен он будет прежде всего собственным благополучием - иной бы просто не забрался так высоко. Вот тогда...

Он замолчал и чему-то мечтательно улыбнулся, не переставая помешивать суп.
-Что тогда?- не выдержал карлик.
-Да ничего. Тогда я подожду еще года три-четыре, пока не наступит полная разруха и народ не взвоет. А потом возьму Меч Света, оседлаю нашего вороного, если он не помрет к тому времени, и поеду по стране, верша подвиги направо и налево. До победного конца. Потому что,- он позволил себе короткую злорадную улыбочку,- добро всегда побеждает.

[sascha]

"Как-то раз отец со своим сыном и осликом в полуденную жару путешествовал по пыльным улицам города. Отец сидел верхом на осле, а сын вел его за уздечку.
— Бедный мальчик, — сказал прохожий, — его маленькие ножки едва поспевают за ослом. Как ты можешь лениво восседать на осле, когда видишь, что мальчишка совсем выбился из сил?
Отец принял его слова близко к сердцу. Когда они завернули за угол, он слез с осла и велел сыну сесть на него.
Очень скоро повстречался им другой человек. Громким голосом он сказал:
— Как не стыдно! Малый сидит верхом на ослике, как султан, а его бедный старый отец бежит следом.
Мальчик очень огорчился от этих слов и попросил отца сесть на ослика позади него.
— Люди добрые, видали вы где-либо подобное? — заголосила женщина под чадрой. — Так мучить животное! У бедного ослика уже провис хребет, а старый и молодой бездельники восседают на нем, будто он диван, о несчастное существо!
Не говоря ни слова, отец и сын, посрамленные, слезли с осла. Едва они сделали несколько шагов, как встретившийся им человек стал насмехаться над ними:
— Чего это ваш осел ничего не делает, не приносит никакой пользы и даже не везет кого-нибудь из вас на себе?
Отец сунул ослику полную пригоршню соломы и положил руку на плечо сына.
— Что бы мы ни делали, — сказал он, — обязательно найдется кто-то, кто с нами будет не согласен. Я думаю, мы сами должны решать, как нам путешествовать. "

[sascha]

Стоит на столе корпусок - не низок не высок, не лежачий, не SLIM, и блок питания с ним. Бежала мышка-кликушка. Тук-тук - кто в корпусочке живет? Hикого. Буду здесь жить, корпусок сторожить, бегать во дворике,спать на коврике.
Вдруг раздается снова звук - тук-тук. Кто в корпусочке живет? Это я,мышка-кликушка. А я материнская плата - отверткой поцарапана, жизнью помята, SX-25, баба ягодка опять, вся жизнь впереди - хоть сейчас подWindows-NT.
Hу раз под NT - тогда проходи.
Вдруг - тук-тук. Это я, видюшка-моргушка, Trident-256, разрешите наминуточку в ISA-слот присесть?
Отчего же не присесть, коли место есть? Слотов пять, можешь выбирать.Только лучше вон тот с краю, он работает, а про остальные не знаю.
Вдруг - снова тук-тук. Кто в корпусочке живет? Я, мышка-кликушка, я видюшка-моргушка, я материнская плата, малость помята, и со мною процессор - мудрый как профессор, а ты кто? А я мультяшка - байты растеряшка, со мною шлейфы к винчестеру и дисководу, прекрасно работают в сухую погоду. А еще LPT-порт, GAME-порт и два COM порта - вот такая красота.
Hу проходи, садись в ISA-слот. Лучше конечно вон в тот - просторныйкак кресло, не смотри что он треснул. Будем жить-поживать, байты гонять.
А ты, мышка, подходи, не стесняйся, к порту COM2 подключайся. Тук-тук - бип-бип, это я, клавиатура, пыльная дура. Трех клавиш не
хватает, остальные западают. Русских букв нет, вместо "Y" - "Z". Если меня отмыть - заработаю может быть.
Hу подходи, втыкайся в разъем, вместе весело заживем!

Кхе-кхе, сколько лет, сколько зим! Это я, мегабайтный сим.
Сим? Иди ты? Да ты небось битый?
Я битый? Господь с тобою! За десять лет всего три сбоя. Устал я с дороги, протрите спиртом ноги...
Ладно входи. Я материнская плата - как снежная лопата. Хоть и без кэша, но безумно хороша. Заходи сынок, вон твое гнездо на 30 ног.
Тук-тук! Я монитор VGA. 640 на 480 и больше ни фига. Со мною чемодан - в нем защитный экран. Hи от чего не защищает, зато смотреть мешает:
сбежишь через час - вот и польза для глаз. Подключите меня к видюшке, будем вместе играть в моргушки.
Тук-тук. Кто к нам в дом? Это я, CD-ROM. Односкоростной, без кнопки PLAY - не гони меня, пожалей. Работать не буду, это понятно, - интерфейс
уж очень нестандартный, но встану вместо заглушки в окошко - пользы нет, зато красивее немножко.
Снова кто-то идет - тук-тук, кто тут живет? Я, мышка-кликушка, я, видюшка-моргушка, я материнская плата, ничуть не старовата, а со мною
процессор - толстый, здоровый, пятивольтовый. А еще я, мультяшка - байты растеряшка, я, клавиатура - пыльная дура и CD-ROM - вот вместе и живем.
Еще сим - и фиг с ним, а еще монитор.
Монитор? А я винчестер MAXTOR, реву как дизельный мотор. Половины цилиндров нет, остальные - bad. Hо пять мегабайт осталось - на такая уж
это и малость. У меня хранится все лучшее в мире - DOS, Hортон командор и текстовый редактор F4.
Тук-тук! Я пятидюймовый дисковод фирмы ИЗОТ - не клади мне палец в рот. Жую дискеты как домработница конфеты. И гордый - не читаю все
подряд, у меня свой собственный формат.
А я мультяшка - байты растеряшка, проходи дисковод, бери шлейф - во тот, воткни его сзади, порядка ради. Будем с тобой ворковать-флиртовать,
байты друг-дружке пересылать.
Ага, только прежде чем ворковать дайте мне чем-нибудь горло прополоскать - мне требуется каждый день с утра полстакана спирта для
очистки нутра. Hет, чистящую дискет не надо, я по-русски. В смысле - залпом и без закуска.
Где спирт дают? Мы два дополнительных порта - не понятно на черта.
Да? Hу садитесь в слот - вон тот, второй с краю. Я от него и так ничего и не ожидаю.
А я 2400 факс-модем, новенький совсем. Hе гоните, Бога ради, десять лет пролежал на складе. Коннект держу железно - остановливать меня
бесполезно. А бизи ловлю раньше чем начнется, короче скучать не придется.
Тук-тук! Здорово братва, я AWE-32, звуковая карта знаменитая, очень крутая, только малость битая. В смысле не играю. Можно присесть с краю?
А я принтер Роботрон 9 иголок - 2 сломались, 2 потерялись, 2 обломились, 2 затупились, осталась одна - правда ржавая она. В общем
никудышная печать, зато умею бумагу рвать. Так хорошо умею рвать, что можно вместо шреддера применять.

Hу что ж, друзья, полная комплектация с периферией. Пора включать по счету три-четыре. Мышка-кликушка корпус закрыла, винты завинтила и
кричит в окошко "ну что, присядем на дорожку?". Дадим торжественную клятву, ребята - от каждого по работоспособности, каждому - по
полкиловатта.

Я - мышка-кликушка, я - видюшка-моргушка, я - материнская плата посередине заплата, я процессор - горячий как агрессор, я - мультяшка -
байты растеряшка, я - клавиатура - пыльная дура, я CD-ROM - не вырубишь топором, я - сим - десять лет, десять зим, я монитор - цветной как
помидор, я дисковод - здоровый как комод, мы два порта - непонятно на черта, я AWE-32 - мысленно произношу слова, я факс-модем - из сорока
микросхем, я принтер Роботрон - реву как бешенный слон, и я - винчестер - торжественно клянемся все вместе - проработать еще сто лет без сбоя не
зная усталости и покоя! Включите кнопку питания, она тут рядом. Hа задней панели, если смотреть внимательным взглядом, можно заметить такую штуку, под ней щель, и если в щель засунуть руку, то там в глубине по локоть направо будет как бы небольшая канава, и вот там чуть глубже где-то кнопка
немного вверх и левее. Hажми ее скорее.

Бух-бах! Щелк! Задымился корпусок! Искры полетели снопами, дым повалил клубами, блок питания дымит, и бодро так говорит: "Извините
братцы, тут в сети оказывается 220. А я ведь рассчитан на 110 - нет чтобы трансформатор повесить! Hо вы не бойтесь, все шито-крыто - у меня
уже сработала защита! Правда сразу отключиться не смог - надеюсь я там никого не пожег?"


И сказка заканчивается на этом, потому что молчанье было ему ответом.

[sascha]

Три поросёнка на новый лад

Где-то в сказочных просторах: в дуплах может быть, иль в норах, жили три мясных зверенка – три румяных поросенка. Старший был из них Наф-Наф, очень умный – это факт. Средний звался как Нуф-Нуф – не умен, но и не глуп. Младший, с кличкою Ниф-Нифа, был у них заместо «сифы». И умом тот свин не вышел, и фигурою не Шиффер. Цели в жизни не имея, жрут с земли, под солнцем грея свои пухлые бока, в общем, праздно дни проводят беспризорных три хряка – жизнь была для них легка. Но ведь время-то идет, и за очень теплым летом, осень тут же настает. На земле лежать уж влом - надо бы построить дом.

Дом построить – это труд. От труда и мухи мрут. Труд – процесс неблагодарный, особливо если даром. Старший строит из камней, средний из древес ветвей. Младший - бездарь, тот, увы, строит домик из травы. По прошествии недели, три ленивых поросенка показали себя в деле. У Наф-Нафа целый дом – много инженерных фишек применил строитель в нем. У Нуф-Нуфа – дом похуже, как внутри, так и снаружи. Младший строил не спеша из травы и камыша. И в итоге получилось нечто вроде шалаша.

Кроме трех друзей-свиней, лес в то время населяло множество других зверей. Среди них был серый волк, в поросятах знавший толк. Как-то раз на именины он решил поесть свинины. Он идет к Ниф-Нифу в гости:
- Открывай-ка, крючкохвостый. Открывай без промедленья, распишись на приглашении. Завтра будут именины с главным блюдом из свинины. Выберешь себе начинку: хочешь, вставим апельсинку? А внутри набьем мы гречкой, полежишь часок ты в печке.
- Вон иди с сего крылечка.
- Ну, насколько понимаю, не доходит моя речь. Что за жалкие попытки от печи себя сберечь. Что ж, за это не виню. Очень ты, браток, зазнался – раз так грубо отказался возглавлять мое меню. Уговоры бесполезны, значит, силу применю.
Где-то спички раздобыв, и избушку запалив, волк садится на пенек, ждет, когда «дойдет» в огне со свининой пирожок. Отворилась дверь избушки, показались свиньи ушки. Поросенок со всех ног побежал к избушке брата – волк догнать его не смог. От досады, с огорченья снова сел он на пенек.
- Что же, так наверно лучше. Мы немножко погодим – и двоих за раз съедим.
-
Поджигает он избушку, дым клубится над верхушкой. Но не знал наш жадный волк, что за хату он поджег. Крыша вся из конопли: наркоманские заначки по весне вдруг проросли. Задымилась конопля, дым пошел во всем щелям. Из избушки слышен смех:
- Мы опять живее всех. Не увидишь наших слез – жрать иди кору с берез. Закуси-ка мухомором, не маячь перед забором.

Волк сознание теряет, конопля его вставляет. И желание пожрать волком стало обладать. С главной мыслью о свинине, сале, мясе, буженине он под окнами сидит, ждет когда все догорит, чтоб отведать к вечерку свинок в собственном соку. А в избушке шум стоит: дым не только веселит, вот и дверь уже горит. Два несчастных поросенка завизжали зело громко.

- Ты спаси нас брат Наф-Наф. Мы тут сдохнем – это факт.
- Ну-ка дружно все сюды. Я спасу вас от беды.
- Не сюды, брат, а сюда – что, с грамматикой беда?
- Ну и свиньи – ум не жмет? Пусть вас боженька спасет. Я за вас поставлю свечку и пойду дремать на печку.
- Шутка это, ты пойми – нас к себе сейчас возьми. Дверь открой – а то капут.
- Ладно, дам вам пять секунд.

Свиньи шустро собрались: сквозь ограду прорвались. Дверь захлопнулась со звоном - волк повторно был обломан. От влияния дурмана отойдя не слишком рано, волк подумал: вот фигня, не дается мне свинья. Третий домик крепко сложен – тут и спичка не поможет. Так сложилась, блин, судьба, что проиграна борьба. И внутри желудка пусто и от мыслей этих грустно. А проклятую свинью удаляю из меню.

Так несолоно хлебавши, волк себе поплелся дальше. Свиньи радостно ликуют: «паровоз» по кругу дуют, отмечают косяком превосходство над врагом.
А моралью этой сказки поделиться я готов: хочешь жрать – так действуй быстро, без прелюдий и понтов.
2007 (с) juriy

[sascha]

Жил на свете Иванушка. И весил он 150 килограмм. Решил он отправится за тридевять земель. Вспрыгнул на своего конька. И стали потом звать конька — Горбунком, а Иванушку — Дурачком. Оторвал раз Иванушка Кощею яйцо. И стал потом Кощей Бессмертным, потому, что без яиц ему жизнь вечностью показалась.

Жила была приличная семья. И было у отца три сына. Старшие были умные и уехали в Израиль, а младший был дурак и уехал в Белоруссию.

Жила была Василиса Премудрая, но мужики ее не любили, а любили Елену Прекрасную. И состарилась
она в одиночестве и стали ее звать Баба-Яга а дружил с ней только Кощей, потому что ему все равно
было.

Катался Колобок по миру. Весь мир обошел. Но случилось С ним несчастье. Попал он в 2002 году в Корею на чемпионат мира. И он сильно пожалел, что ушел от бабушки.


Жили у бабуси два веселых гуся. А веселые они были потому, что росло в огороде много конопли. И
пришел как то к ним мальчик Ганс. И угостили его гуси планом. И пошли у мальчика глюки. Сказал он что по нем крысы бегают. И взял он палку и сказал что это дудка. Потом его пробило на измену и он прыгнул в реку и утонул со всеми крысами.

Жил был царь. И была у него дочь Hесмеяна. А звали ее так, потому что муж ей пасть зашил чтобы не
доставала.

Жил был царь. И захотелось ему стать опять молодым. И сказал он, что кто ему молодильных яблок
достанет, тому дочь отдаст и пол царства в придачу. Пришел к нему Иванушка Дурачок, увидел ту дочь и
сказал: «Hе такой я уж и дурак!» Потому что была похожа дочь на Змея Горыныча, за которого ее часто
принимали без косметики.

Жили были Али Баба и сорок разбойников. А менты в тех краях были крутые — полковник И.Муромец и
капитан А.Попович. Hо самый страшный был старший прапорщик Д.Hикитич. И пришлось Али Бабе взять
Соловья Разбойника что бы на шухере стоял — ибо он свистел хорошо.

Жил был купец. И поехал он в командировку в Афганистан. И попросила его дочь привести ей только
Аленький Цветочек. И привез отец цветочек. И посадила его дочь. И выросло у нее поле мака. И жили они потом счастливо, но недолго.

Увидел как то Иванушка в реке купающуюся Елену Прекрасную. И так он обрадовался, что по усам даже
текло. Хорошо хоть в рот не попало.

[Lupus]

<div class='quotetop'>Цитата</div>

Труд – процесс неблагодарный, особливо если даром.[/b]

Философия, однако! Просветительство...

[sascha]

ЖАБА ГОЛУБЫХ КРОВЕЙ
На мотив русской народной сказки

Стойте, куда вы так спешите? Ну остановитесь же! Да, я вам. Что? Нет, просто у меня тоже иногда возникает желание по-простому, по-человечески пообщаться, а то сидишь здесь… Ну погодите! Не уходите! Я вот спросить хотел… Хотя как вас спросить, вы ж не поймете, тут надо с самого начала начинать. Ладно, сядьте передохните, а я расскажу одну историю. Слушайте…
* * *

Я перся через лес уже не первый день. Сыро, грязно, холодно по ночам и жарко днем. Ужасно! Просто форменный кошмар, особенно после царского терема. Да, забыл сказать, что я сын царя, царевич значит. Ну, если вам интересно, то начну, как водится, с начала.
Я родился в этом тереме, там прошло все мое детство, там я лишился… Ну чего лишился, того лишился, с каждым бывает. Жизнь моя была похожа на сказку. Пьянки-гулянки с утра и до ночи с друзьями, охота, девки и все такое. И хоть я и младший сын, и у меня есть два брата, но папашиного богатства мне тоже перепало достаточно. Так что грех жаловаться! И вообще, когда ваш папашка царь — это здорово. Могу каждому пожелать, хотя здорово было до определенного времени.
Полтора года назад умерла моя мать. Папашка, хоть и поимел половину прислуги, не говоря уже о придворных дамочках, но мать все-таки любил. Он как-то постарел сразу, из моложавого атлета превратился в дряхлого старика. А теперь совсем плохой стал, крыша у него не то едет, не то течет. Все чегой-то про смерть свою талдычит. Не, вы не подумайте ничего такого, я не против. Один речет, как на бабу забрался, другой, как в сиську надрался… Ой, это я уже почти стихами заговорил! Но я не об этом, я вот о чем. Ведь каждый говорит, о чем думает, а думает, о чем хочет. Ну и пусть папашка мой распрекрасный рассказывает всем и каждому о том, что вот он скоро помрет, вот он будет так в гробу лежать, а вот какая у него рожа при этом будет. Потом о том, как его закопают, как черви будут жрать его разлагающийся труп, как… Вы только не подумайте, что я циник. Нет. Просто, я каждый день выслушивал подобные рассказы. Но даже и это не страшно, хочет — пусть бурчит про то, что нравится, но нельзя же на личность давить.
А было вот как. Будят меня ни свет ни заря и к папашке зовут. Ну оделся, пошел. Все же он царь и папаша мой. Братишки мои уже с папашей о чем-то шушукаются. Они всегда от меня все скрывали. Говорили, что я дурачок, трепло, пень безмозглый, ну и еще много всего лестного по поводу моих умственных способностей и способностей, которыми заведует та фигня, что пониже пояса. Ну да бог им судья, я не вмешиваюсь.
Так вот, вхожу я, стало быть, к папашке. Он трепаться с братьями перестал и на меня смотрит, вот-вот дыру протрет.
— Звали? — говорю.
— Звал, — коротко и ясно.
Ну мы, я и братья, встали пред ним, стоим. Он смотрел, смотрел, вздыхал даже. Видно хочет сказать чего-то, да не знает с какого боку подгрести. Смотрю я на него: старый, разваливающийся маразматик, а тут у него еще и душевный разлад ко всему. Жалко мне папашку стало.
— Не молчи, — говорю ему. — Государь, скажи, что от нас хочешь — все сделаем.
Ну вот так всегда, сначала скажу, потом думаю. Братья на меня вылупились, как на дурака последнего, в глазах злоба, чуть не шипят. Зато папашка обрадовался, ожил, даже помолодел… на пару месяцев. Он так радовался, что в первый момент и выговорить-то ничего не мог.
— Дети мои, — начал он наконец. — Я стар и скоро умру. Но я хочу, чтобы вы жили в мире и согласии, чтоб были счастливы. А потому я решил, что вы должны жениться.
— На ком?
— Зачем?
Это выразили свои эмоции мои братья, я сказать ничего не смог, стоял как громом пораженный. Еще бы, я ведь еще не всех баб в царском тереме перелапал, а тут жениться. Зачем? На ком? И вообще, я только начал входить во вкус, получать удовольствие от своей вольной беспутной жизни, и вот на тебе. Нет, не хочу жениться, не хочу спать с одной девкой, когда рядом много других. Не хочу чувствовать ответственность за кого-то, пусть лучше отвечают за меня, а я буду дурака валять. Молодость бывает один раз в жизни, и я не хочу ее терять только потому, что мой шизанутый папаша решил меня женить. Все. Точка. Финита! Баста!!!
— Вы должны найти себе хороших девушек, — продолжал папаша, который, естественно, не слышал протеста, прозвучавшего в моей голове. — Но найти вы их должны не сами — человеку свойственно ошибаться, — а с Божьей помощью.
— Это как? — поинтересовался мой старший братец. Голос его прозвучал с таким сарказмом, что, казалось, яд сейчас закапает на пол и прожжет там хорошенькую дыру.
— Для начала вы должны перестать шалопайничать, — папаша не заметил яда. — Потом вы возьмете и изберете себе жен способом, в основе которого будет лежать везение. Удача. Божественное расположение. Ну например, вы едете в поле, стреляете из лука, смотрите, куда упадет стрела. Первая женщина, что поднимет вашу стрелу, станет вашей женой. Боги всегда жаловали нашу династию, так что опасаться за ценность выбора вам не стоит. Но сначала… — Папаша строго посмотрел на меня и братьев. — Сначала вы должны перестать гулять направо и налево. — Папаша смерил меня испепеляющим взглядом. — Прежде всего, это относится к тебе, Ванюша.
— А если мы откажемся? — попытался найти лазейку средний брат.
— Я отрекусь от трона в пользу своего первого советника и лишу вас наследства.
Это был удар ниже пояса, все это понимали: и отец, и братья, и даже я, хотя меня всегда считали дурнее других.
— Я даю вам неделю времени. На следующей неделе будет первая свадьба. — Папашка дал понять, что аудиенция окончена, и мы побрели к выходу.
* * *

Следующая неделя прошла как нескончаемо долгий ночной кошмар. Началась она с того, что сразу после беседы с папашей мои любящие братья отметелили меня без какого-либо повода.
— За что? — просипел я, когда они закончили свою грязную работу.
— Ах, ты не понял? — Удары посыпались новой, еще более яростной, волной, а когда они закончили меня колотить, был подведен итог: — Чтобы знал, когда рот открывать, а когда не стоит. Дурак!
Последнее замечание было особенно обидно, потому как дураком я себя не считал, хотя и раньше слышал подобные замечания от окружающих. Душа ныла и протестовала, тело болело от незаслуженных побоев, но это все были только цветочки.
Ягодки пошли, когда пришлось отказаться от баб и пьянок и топать на стрельбище. Из лука я не стрелял уже давно, да никогда у меня это особо и не получалось. Тренировка тянулась мучительно долго. Наутро я с трудом встал с постели. Тело болело не только от побоев, но и от борьбы с луком.

Тренировочки продолжались всю неделю, к концу которой я чувствовал себя истерзанным куском мяса. Папашка вызвал нас к себе:
— Ну, вы решили? Вы готовы?
Конечно решили, кто ж откажется от престола и такого состояния, как у моего папашки. Так вот, собрались, поехали в поле. Прискакали, спешились. Папашка чуть не развалился по дороге, ну да хрен с ним. Мой старший братец слезает с коня, натягивает тетиву и… Я долго смеялся. Стрела сорвалась, пролетела несколько метров и грохнулась на землю. Баб поблизости не наблюдалось. Дальше творилось нечто невообразимое. Я ржу, братец — матерится, а сам уже красный как рак. Папашка подумал и изрек:
— Подождем.
Ждать пришлось до вечера. Уже смеркалось, когда неподалеку появилась женская фигурка. Папашка перестал храпеть, братья оживились, а мне стало весело.
— Эй, девушка! — милым, насколько это было возможно, голосом пропел мой старший братец. — Подойди, милая.
Девушка сделала несколько боязливых шагов.
— Да не бойся, дура, — не выдержал братец. — Царский сын тебе ничего дурного не сделает!
Девушка ахнула и упала на колени. Я смеялся уже в голос, а брат, красный от злости, заорал:
— Перестань ржать, дурак! А ты, корова, иди сюда! Видишь, стрела лежит? Да нет, правее. Еще правее… Дура, теперь левее. Вот! Подними ее и неси сюда. Живо!
* * *

Свадьба тянулась всю следующую неделю. Папашка закатил такую пьянку, какой даже я себе представить не мог. Видимо, мой старикан еще не совсем потерян для общества. Пирушка перемежалась у меня прогулками на стрельбище, и чувствовал я себя после всего этого портянкой, обвисшей и несвежей.
Ровно через неделю мы снова оказались в поле. Второму моему братишке повезло меньше. Стрелу он, правда, запустил несколько дальше, но она всобачилась точнехонько в задницу бабе, что выползла на поляну из леса, собирая грибы. Баба была толстой и некрасивой, а посему мой братишка не очень обрадовался. Всю следующую неделю, пока длилась его свадьба, он пил. Он выпил за эту неделю, наверное, больше, чем за всю предыдущую жизнь. Я ржал от души, за что и был назван, в очередной раз, дураком. Впрочем, это меня не особо тронуло.
Неделя пролетела как минута, настал мой черед. Мы приехали в поле, спешились. Я вскинул лук, натянул тетиву и… И вот я здесь. Стрела, зараза, улетела черт-те куда и лежит сейчас в этом лесу, точнее, в болоте, потому что лес плавно перешел в гнилую топь. Так я вернулся к тому, с чего начал. Грязно, противно, вонюче. Ночами холодно, днем жарко. А стрелы все не видно, вообще сомневаюсь, что найду в этом дерьме хоть одно существо женского пола. А возвращаться домой с пустыми руками… Нет уж, спасибо. Я и так наслушался, когда моя стрела улетела в неизвестном направлении, мои братья и реготали, и дурнем меня называли, и… Не дай бог никому услышать те слова, которыми они меня называли, такое не представить и во сне не приснится.
Примерно с такими мыслями я и плутал, как вдруг увидел свою стрелу. Вот она, погань, торчит из болотной кочки. Черт, и никаких баб рядом! Я собрался взять свою стрелу, когда увидел здоровую жабу. Жаба вцепилась своей мерзкой пастью в стрелу и пыталась вытянуть ее из земли.
— А ну-ка брысь! — заорал я. — Отвали от моей стрелы.
— А вот и фиг тебе, — пробурчала жаба человечьим голосом, не разжимая челюстей. — Я ее нашла, так что давай, женись на мне.
Верите, меня чуть наизнанку не вывернуло от такого заявления, а она смотрит на меня и говорит:
— Ты, — говорит, — поцелуй меня, Ванюша, и будем счастливы.
— Нет уж, не будет у меня счастья с жабой. В гробу я такое счастье видал. И папашу своего гребаного в белых тапках видел. Вот уж кому спасибо, удружил.
— Ты папу-то не трогай, он у тебя славный. А на мне женись.
— А это видала? — Я продемонстрировал жабе жирный кукиш.
— Не горячись, Ваня, — голос жабы стал сладким, аж приторным. — Ты, конечно, можешь и не жениться на мне, но вот послушай, что я тебе скажу. Я сама царица, просто на мне заклятие лежит. Счастливой я смогу стать только с одним человеком — с тобой. Поцелуй меня и обретешь счастье. Поверь, если поцелуешь, я стану самой красивой и желанной. Ну а не поцелуешь — проворонишь свое счастье, обречешь меня на муки, а имя свое покроешь позором.
— Погоди, дай подумать, — сказал я. А ведь и правда. Чем черт не шутит? Ну, если обманула, то проблююсь и домой пойду, а если нет, то счастье у меня в кармане, причем за просто так. — Значит, если я тебя не поцелую, то дурак, а если поцелую, то буду счастливым, богатым, каким еще?
— Сказки про тебя слагать будут.
— Ого! Это что-то новенькое.
— Правда-правда, — заторопилась лягушка. — Я не вру. Ты будешь и царем, и счастливчиком, и я для тебя стану самой красивой.
— Ну ладно, давай. Куда целовать-то? Хоть не в задницу? Ну, давай щеку…
Ну, поцеловал. Ощущения не было никакого. Потом все вдруг резко завертелось, закружилось, деревья стали огромными, болото необъятным, а лягушка прекрасной.
* * *

… Вот так все и было. Теперь вот живу в этом болоте уже год. Я — царь, жена моя — царица, хоть и лягушка, зато самая прекрасная. Все лягушки болота мои. Здесь тепло, влажно и уютно. Болото мой дом родной. Вообще, легко и хорошо быть лягухой, какой я теперь и являюсь. Все, что обещала мне моя жена, сбылось. Вот только папашку жалко да братьев, правда, совсем немного. И еще не знаю, обманули иль нет, вот у вас спросить хочу… Скажите, только честно, сказки про меня складывают?

[Lupus]

<div class='quotetop'>Цитата</div>

Все лягушки болота мои.[/b]

В том-то и вся суть, шурави!

[sascha]

В далеком дремучем лесу жил-был людоед Епифан со своей семьей: женой Любавой и сыном Евсеем. Не жировали они, но в доме всего имелось в достатке, и стыдиться перед честными людьми им не приходилось.
И вот как-то вечером грелись они у камина. Епифан долго размышлял о чем-то своем и вдруг говорит:
- Что-то свеженинки захотелось. Не сходить ли мне в деревню? - А и то, сходи, - поддержала его жена. – У меня вон кожаная куртка уже до дыр сносилась. Та, что ты в прошлом году мне справил. И мыло кончается.
- Тогда я Евсея с собой возьму, - загорелся Епифан. - Пора приучать парня к делу.
- И правильно, - встретил он полное понимание супруги. – Вдвоем-то вы гораздо больше провианта добудете. И ещё: если встретишь там кормящую мать, то непременно прихвати ее с собой. Почитай, год, как сыром не баловались.
Сказано – сделано. Назавтра, едва только солнце вылезло из-за горизонта, отправились они в поход. Идут по тропинке (а дорога не близкая) и вдруг слышат чьи-то шаги. Спрятались они за деревом и стали ждать. А Епифан покамест сыну наставления дает:
- Как он поравняется с нами, я выйду, а ты тут сиди и носу не показывай. Главное на первом этапе – это войти в доверие к собеседнику. А вот когда услышишь, что у нас разговор непринужденный завязался, тогда подкрадешься к нему сзади и доской его по башке. Понял?
- Понял, - ответил Евсей. - Только зачем все эти шуры-муры с ним разводить?
- Из гуманности, - терпеливо пояснил отец. - Да и дед твой говорил, будто бы мясо от страха жестче становится.
И тут, наконец-то, показался незнакомец, которого они подкарауливали. Идет себе, насвистывает, оцинкованным ведром в воздухе размахивает.
«Худоват немного, - подумал Епифан. - Но на холодец - в самый раз».
И вышел навстречу к прохожему.
- Товарищ, у вас закурить не найдется?
А тот ему:
- Не курю.
«Это хорошо, - отметил про себя Епифан. - Не нужно будет легкие отскребать от всякой гадости». А вслух добавил:
- Да вы не бойтесь. Я к вам с хорошими намерениями.
- Да я и не боюсь, - парировал храбрый человек и тут же объяснил причину своего бравого поведения. - Нас тут двадцать человек, и все - при табельном оружии.
Епифан критически оглядел мужика – и впрямь: сбоку кобура болтается, и вроде как форма на нем.
- Ого! – воскликнул он, добавив к интонациям уважения. - Это кто ж вы такие будете?
- Четвертый батальон ДПС. На шашлыки вот выехали. На природу.
Епифан едва сдержался, чтобы не запрыгать от радости. Двадцать человек! Это ж на всю зиму можно тушенки заготовить! И тут он видит: сынишка-то уже сзади мужика с доской стоит, как его и учили. Хотел ему Епифан знак какой-нибудь подать, чтобы тот повременил, да только не успел. Хорошо, хоть от брызг увернулся.
И вот склонились они над телом, и Епифан резюмирует:
- Поторопился ты, сынок. Ему бы еще полчасика пожить, так он бы нас со своими друзьми познакомил. Представил обществу, так сказать.
- Извини, батя. Оплошал, - попытался оправдаться практикант.
- Ладно, чего уж там. Нам теперь надобно придумать, как к ним в доверие втереться. Да так, чтобы без шума или, еще хуже, стрельбы какой. Слышал, он про оружие говорил?
Но отпрыск только усмехается – всё ему нипочем.
- А давай, - говорит, - снимем кожу у него с лица и обмундирование. Я это всё надену, и за своего среди них сойду. Даром, что мы с ним комплекции одинаковой.
- А потом? – заинтересовался родитель.
- Подмешаем им в воду твоих любимых грибов. Делов-то!
Отцу только и оставалось, что головой покачать от восхищения.
В общем, принялись они свой план осуществлять: сняли с бедолаги все необходимое и на Евсея напялили. Форма села особенно хорошо - Епифан аж залюбовался сыном-красавцем.
- Гляди-ка: звезды какие на погонах! – отметил он. - Полковник, что ли?
- Да нет, пап - старлей. Просвет-то всего один, да и звездочки маленькие.
Повесили они добычу свою повыше на дерево, чтобы хищник какой не позарился, набрали в ведро воды и высыпали туда заветный порошок. Ну, а найти компанию из двадцати подгулявших мужчин – это и первоклассник сможет.
Епифан в чаще притаился, а Евсей пошел к костру. Как увидели его товарищи, так давай сразу орать:
- Михалыч, тебя только за смертью посылать! Где вода-то?
- Да вот она, - отвечает Евсей и ведро на землю ставит.
Видать, они много водки выпили, пока Михалыча не было. Сушняк на них напал неимоверный, и давай они из ведра воду лакать: кто кружкой зачерпывает, а кто и так – через край присосался. Глядит на них Евсей и умиляется, что всё по задуманному плану идет.
Но вот проходит полчаса, а никакого результата нет. Все живы-здоровы и продолжают водку жрать.
Тогда подсел Евсей к одному из них поближе и спрашивает:
- У тебя голова не кружится?
- С чего бы она у меня кружилась? – отвечает тот. - Я ещё и бутылки-то не скушал.
- А слабости в коленях нет?
- Я что, по-твоему, недоделанный какой?
- Странно, - задумался Евсей. - Может, отсырели они?
- Кто? – насторожился собеседник.
- Да это я так. Про себя.
И решил тогда Евсей выводить их в чащу по одному.
- Ты вот чё, слышь, - начал хитрить он. - Разговор важный есть. С глазу на глаз.
Отошли они в сторонку, а там уже Епифан их дожидается – все ногти от нетерпения сгрыз.
- О! А это кто? – спрашивает ни о чем не подозревающая жертва.
- Мой папа.
- У тебя есть папа?
- В общем, да. Ты тут поговори с ним, а я за следующим схожу.
Так они весь четвертый батальон ДПС под деревом и заштабелевали, пока не осталась у костра одна-единственная женщина в звании майора. Она, как увидела, что все куда-то разбежались, то поняла это по-своему и стала к Евсею приставать – все губы ему искусала. А он не привык еще к таким вольностям по отношению к себе – отталкивает ее и говорит:
- Да ты погоди. Ты мне вот что лучше скажи: молоко у тебя есть?
- Какое молоко? – удивилась майорша.
- Ну, это... В груди.
- Блин! Я думала, что одна такая пьяная. Зачем тебе молоко? Ты - извращенец?
- Да мать просила, - честно признался Евсей. - Ну, ладно. Нет так нет. Тогда ты нам без надобности. Ступай себе, куда глаза глядят.
И покинул он охреневшую майоршу – размышлять над сущностью бытия.
Целый день до самого вечера перетаскивали они с отцом добычу домой, разделывали тушки и складывали в ледник. А на ужин нажарила Любава большую сковороду, да только едва она пригубила пищу, как вдруг заорет страшным голосом:
- Епифан! Что это за гадость?!
- Не понял, - отзывается тот.
- Да ты сам попробуй!
Засунул он себе в рот одну ложку да и тут же на землю ее выплюнул – воняет от мяса, сил нет. И привкус какой-то странный, не человеческий.
- Может, протух он? – предположила Любава.
- Когда бы он успел? – возразил Епифан. - День сегодня не жаркий, а в обед он ещё анекдоты рассказывал.
Взяли они другого, третьего – то же самое. И пришлось им тогда закопать весь улов на заднем дворе, и лечь спать голодными.
Вот с тех пор и решил Епифан с милицией больше не связываться.

Агафон Питкин

[sascha]

Жили на свете обыкновенные муж и жена. Звали жену Елена, звался муж Иваном.
Возвращался муж с работы, в кресло у телевизора садился, газету читал. Жена его, Елена, ужин готовила. Подавала мужу ужин и ворчала, что по дому он ничего путного не делает, денег мало зарабатывает: Ивана раздражало ворчание жены. Но грубостью он ей не отвечал, лишь думал про себя: "Сама - лахудра неопрятная, а ещё указывает. Когда женился только, совсем другой была - красивой, ласковой". Однажды, когда ворчавшая жена потребовала, чтобы Иван мусор вынес, он, с неохотой оторвавшись от телевизора, пошёл во двор. Возвращаясь, остановился у дверей дома и мысленно обратился к Богу:
- Боже мой, Боже мой! Нескладная жизнь у меня сложилась. Неужто век мне весь свой коротать с такой женой ворчливой да некрасивой? Это же не жизнь, а мучения сплошные.
И вдруг услышал Иван тихий голос Божий:
- Беде твоей, сын Мой, помочь Я смог бы: прекрасную богиню тебе в жены дать, но коль соседи изменения внезапные в судьбе твоей увидят, в изумление великое придут. Давай поступим так: твою жену Я буду постепенно изменять, вселять в нее богини дух и внешность улучшать. Но только ты запомни, коль хочешь жить с богиней, жизнь и твоя достойною богини стать должна.
- Спасибо, Боже. Жизнь свою любой мужик ради богини может поменять. Скажи мне только: изменения когда начнёшь с моей женой творить?
- Слегка Я изменю ее прямо сейчас. И с каждою минутой буду её к лучшему менять.

Вошел в свой дом Иван, сел в кресло, взял газету и телевизор вновь включил. Да только не читается ему, не смотрится кино. Не терпится взглянуть - ну хоть чуть-чуть меняется его жена?
Он встал, открыл дверь в кухню, плечом опёрся о косяк и стал внимательно разглядывать свою жену. К нему спиной она стояла, посуду мыла, что после ужина осталась.
Елена вдруг почувствовала взгляд и повернулась к двери. Их взгляды встретились. Иван разглядывал жену и думал: "Нет, изменений никаких в моей жене не происходит".
Елена, видя необычное внимание мужа и ничего не понимая, вдруг волосы свои поправила, румянец вспыхнул на щеках, когда спросила:
- Что ты, Иван, так смотришь на меня внимательно?
Муж не придумал, что сказать, смутившись сам, вдруг произнес:
- Тебе посуду, может быть, помочь помыть? Подумал почему-то я:
- Посуду? Мне помочь? - тихо переспросила удивлённая жена, снимая перепачканный передник,- так я её уже помыла.
"Ну, надо же, как на глазах меняется она, - Иван подумал, - похорошела вдруг".
И стал посуду вытирать.

На другой день после работы с нетерпением домой спешил Иван. Ох, не терпелось посмотреть ему, как постепенно в богиню превращают его ворчливую жену.
"А вдруг уже богини много стало в ней? А я по-прежнему никак не изменился. На всякий случай, прикуплю-ка я цветов, чтоб в грязь лицом перед богиней не ударить".
Открылась в доме дверь, и растерялся заворожённый Иван. Перед ним Елена стояла в платье выходном, том самом, что купил он год назад. Прическа аккуратная и лента в волосах. Он растерялся и неловко протянул цветы, не отрывая взгляда от Елены.
Она цветы взяла и охнула слегка, ресницы опустив, зарделась.
"Ах, как прекрасны у богинь ресницы! Как кроток их характер! Как необычна внутренняя красота и внешность!". И охнул в свою очередь Иван, увидев стол с приборами, что из сервиза, и две свечи горели на столе, и два бокала, и пища ароматами божественными увлекала. Когда за стол он сел, напротив жена Елена тоже села, но вдруг вскочила, говоря:
- Прости, я телевизор для тебя включить забыла, а вот газеты свежие тебе приобрела.
- Не надо телевизора, газеты тоже мне не хочется читать, всё об одном и том же в них, - Иван ответил искренне,- ты лучше расскажи - как день субботний, завтрашний хотела б провести. Совсем опешив, Елена переспросила:
- А ты?
- Да два билета в театр по случаю для нас купил. Но днем, быть может, согласишься ты пройтись по магазинам. Раз нам театр придётся посетить, так надо в магазин зайти сначала и платье для театра для тебя достойное купить. Чуть не сболтнул Иван заветные слова: "платье, достойное богини", смутился, на неё взглянул и снова охнул. Перед ним сидела за столом богиня. Лицо её сияло счастьем, и глаза блестели. Улыбка затаённая немножко вопросительной была. "О Боже, как прекрасны всё-таки богини! А если хорошеет с каждым днём она, сумею ль я достойным быть богини ? - думал Иван, и вдруг, как молния его пронзила мысль: Надо успеть! Успеть, пока богиня рядом. Надо просить её и умолять ребёнка от меня родить. Ребёнок будет от меня и от прекраснейшей богини".
- О чем задумался, Иван, или волненье вижу на твоём лице? - Елена спрашивала мужа. А он сидел взволнованный, не зная, как сказать о сокровенном. И шутка ли - просить ребёнка у богини?! Такой подарок Бог ему не обещал. Не знал, как о своём желании сказать Иван, и встал, скатёрку теребя, и вымолвил, краснея:
- Не знаю: Можно ли: Но я: сказать хотел: Давно: Да, я хочу ребёнка от тебя, прекрасная богиня. Она, Елена к Ивану-мужу, подошла. Из глаз, наполненных любовью, счастливая слеза на щёку алую скатилась. И на плечо Ивану руку положила, дыханьем жарким обожгла.
"Ах, ночь была! Ах, это утро! Этот день! О, как прекрасна жизнь с богиней!" - думал Иван, второго внука на прогулку одевая.
(ИЗ СЕТИ)